Солнца для слепых ведь не бывает: или солнце, или слепые, или свет, или тьма понятия эти по сути своей чужды друг другу. Поэтому повествование Ломова — это попытка соединить заведомо несоединимое, обнаружив, угадав иные условия существования, жизни, иную ее субстанцию, иных людей, героев иной природы и закваски. Как всякая утопия (а любой настоящий роман есть утопия) «Солнце слепых» ни в коем случае не могло обойтись без конкурирующей версии событий, происходящих в скучной нашей современности. И поэтому, едва начавшись, роман сразу дает задний ход в XVI век — век утопий и пиратов, горячих испанцев и бесшабашных британцев, донкихотов и гамлетов. Причем порой «пиратская» часть романа выглядит более достоверной, чем та, где вынужден жить главный его герой — Федор Дерейкин, он же легендарный Фрэнсис Дрейк, видный британский пират-государственник. Подобная аберрация времен и имен, временной парадокс без участия машины времени знаком нам по булгаковским «Мастеру и Маргарите». Бессмертный роман из жизни Иерусалима и Москвы 30-х годов начала и конца нашей эры делает участие в нем Сатаны-Воланда и кроющегося за ним эпохального злодея Сталина. «Солнце слепых» обессмертило появление иной фигуры — чудо-девушки с паранормальными способностями и судьбоносным именем Фелицата. Встреча с ней — больше чем встреча. Это тихий апокалипсис, свершившийся в душе юного Федора, где явь братается со сном, очевидное с невероятным, романтик Блок с авантюристом Дрейком. Началось все с исцеления распоротой гвоздем пятки, а закончилось любовью к Вечной Женственности — Фелицате, обрести которую если и можно, то только на грани возможного: мечты и реальности, духовного и телесного, жизни и нежизни.